Вернулся Роджер со второй бутылкой виски. Моторная лодка затрещала и удалилась. Роджер поставил новую бутылку рядом с первой, сел и задумался.

— Черт побери, не хотите ли вы все это выпить?

Он искоса посмотрел на меня.

— Уходите, дурья голова! Поезжайте домой и уберитесь в кухне или займитесь чем-нибудь еще. Вы мне надоели.

Он проговорил это глухим голосом, и я понял, что на кухне он тоже приложился к бутылке.

— Если я вам потребуюсь, позовите меня.

— Я так низко не опущусь, чтобы иметь в вас потребность.

— Да, да, хорошо. Я побуду здесь, пока не вернется миссис Эд. Вы слышали о некоем Поле Марстоне?

Роджер медленно поднял голову. Глаза его уже не смотрели бесцельно в пустоту. Я заметил, как он старается овладеть собой. Лицо его ничего не выражало.

— Нет, не слышал,— медленно ответил он.— Кто это?

Когда я в следующий раз пришел посмотреть на Роджера, он спал с открытым ртом и взмокшими от пота волосами. Его губы скривились в гримасе.

Одна бутылка виски стояла пустая, в другой не хватало четвертой части. В бокале осталось немного. Я поставил пустую бутылку на чайный столик и выкатил его из кабинета, затем вернулся, закрыл дверь на веранду и опустил жалюзи. Моторная лодка могла вернуться и разбудить его. Я вышел и закрыл дверь кабинета.

Чайный столик я прикатил в кухню. Она была белоголубая и просторная. Я все еще был голоден. Я съел сэндвич, допил пиво, потом налил себе чашку кофе и выпил. Пиво выдохлось, но кофе еще был горячий.

Потом я опять вышел в патио. Через некоторое время по озеру снова стала носиться моторка. Около четырех часов дня ее отдаленный треск перешел в оглушительный грохот. Это нужно запрещать. Вероятно, это и было запрещено, но парень в лодке просто плевал на это, Ему доставляло удовольствие действовать другим на нервы, с подобными людьми мне приходилось сталкиваться. Я сошел на берег озера.

На этот раз парню его номер удался. Лодка замедлила скорость на повороте, и загорелый юноша на доске скользил далеко от нее под действием центробежной силы. Почти вся доска находилась на поверхности воды, лишь один ее край был утоплен. Затем моторка снова вышла на прямой курс, парень на доске следовал за ней и промчался мимо меня. Волны, разбегаясь от лодки, приблизились к берегу и разбились о него у моих ног! Они с шумом ударились в столбы причала, и привязанные лодки закачались. Я повернулся и пошел к дому.

Когда я вошел в патио, то услышал звонок со стороны кухни. Он прозвенел вторично, и я сообразил, что кто-то звонит у входной двери. Я вошел в дом и открыл дверь.

Перед домом стояла Эйлин. Она посмотрела на меня.

— Ах, я думала, что это Роджер или Канди.

— Канди нет. Сегодня ведь четверг.

Эйлин вошла в дом, закрыла дверь и поставила сумку возле кушетки. У нее был холодный и отсутствующий вид. Она сняла свои белые перчатки из свиной кожи.

— Что-нибудь не в порядке?

— Ну, была небольшая выпивка. Ничего страшного. Роджер спит в кабинете.

— Он звонил вам по телефону?

— Да, но не по этой причине. Он пригласил меня к обеду. К сожалению, сам он ничего не ел.

Эйлин села на кушетку.

— Знаете, я совсем забыла, что сегодня четверг. Кухарки тоже нет. Как глупо!

— Канди приготовил нам поесть, а потом уехал. Надеюсь, моя машина вам не помешала?

Эйлин улыбнулась.

— Нет, места было достаточно. Не хотите ли чашку чая? Я сейчас буду пить.

— Ну, хорошо,— сказал я, сам не зная зачем.

Мне совсем не хотелось чая.

— Пойду посмотрю сначала, все ли в порядке с Роджером,— бросила она.

Я видел, как Эйлин подошла к двери кабинета и открыла ее. Немного постояла в двери, потом закрыла и отошла.

— Еще спит. Я на минуту уйду и вернусь назад.

Она поднялась по лестнице и скрылась в своей спальне. Я зашел в кабинет, намереваясь забрать оттуда бутылку с виски.

 Глава 35

В кабинете было душно и темно, так как я закрыл дверь на веранду и опустил жалюзи. В воздухе стоял острый запах и гнетущая тишина. От двери до кушетки было около пяти метров, но не прошел я и половины пути, как заметил, что передо мной труп.

Роджер лежал на боку, лицом к стене, одна рука его спустилась вниз, другой он словно прикрывал глаза^. Между его грудью и стеной была лужа крови, а в ней лежал «веблей». Лицо Роджера было в крови.

Я склонился над ним и увидел широко открытый глаз, голую руку в кровавых пятнах, а прямо под рукой в голове зияла почерневшая рана, из которой еще сочилась кровь.

Я оставил труп в том же положении. Рука была еще теплая, но не было сомнений, что Роджер мертв. Я поискал какое-нибудь письмо или несколько строчек. Но, кроме рукописи на столе, ничего не было.

Люди по-разному готовятся к самоубийству. Иногда они пьют виски, иногда ужинают с шампанским, иногда кончают жизнь в -вечернем костюме, иногда даже раздетые. Они кончают жизнь в каналах, в ванных комнатах, в воде и над водой. Вешаются в сараях, отравляются газами в гаражах.

Этот случай казался очень простым. Я не слышал выстрела: наверно, он прогремел в то время, когда я стоял на берегу и смотрел, как парень на доске делает поворот. Шум был очень сильный. Почему Роджер Эд выбрал этот момент, чтобы застрелиться, было непонятно. Возможно, он и не выбирал его, просто произошло совпадение. Мне это не нравилось, но никого не интересовало, что мне нравится.

Обрывки чека все еще валялись на полу, и я не тронул их. Обрывки его писанины, напечатанные в другой вечер, лежали в мусорной корзине. Я вытащил их, убедился, что они все, и сунул в карман. Не было никакого смысла раздумывать, где мог до того находиться револьвер. Он мог быть спрятан во многих местах, мог быть в кресле, в кушетке или под подушкой. Мог лежать на полу или за книгами — повсюду.

Я вышел из кабинета, закрыл дверь и прислушался. Из кухни доносился шум, и я пошел туда. Эйлин надела синий фартук, в этот момент засвистел чайник. Она уменьшила пламя и посмотрела на меня быстрым равнодушным взглядом.

— Хотите чая, мистер Марлоу?

— Прямо из чайника, как только он заварится.

Я прислонился к стене и достал сигарету, просто чтобы дать работу рукам. Я раздавил и раскрошил ее и уронил на пол. Эйлин смотрела на это. Я нагнулся, поднял ее с пола и скатал в комок.

— Я пью всегда с сахаром и сливками,—заявила она.— К чаепитию я приучилась в Англии. Там пили чай с сахарином вместо сахара. Во время войны там, конечно, не было сливок.

— Вы жили в Англии?

— Я там работала. Я была там во время бомбежек. Там я познакомилась с одним мужчиной, но об этом я уже вам рассказывала.

— А где вы познакомились с Роджером?

— В Нью-Йорке.

— Там и поженились?

Она обернулась, лицо у нее было мрачное.

— Нет, мы поженились не в Нью-Йорке. А почему вы спрашиваете?

— Просто хочу поболтать, пока чай заварится.

Она посмотрела в окно. С того места, где она стояла, было видно озеро. Она теребила пальцами полотенце, накинутое на чайник.

— Этому нужно положить конец,— сказала Эйлин.— И все-таки я не знаю как. Вероятно, придется его куда-нибудь поместить. Но не представляю себе, как это сделать. Мне придется что-нибудь написать, не так ли? — «спросила она, обернувшись ко мне.

— Нет, не придется. Он больше не будет пьянствовать.

Прозвенел таймер. Эйлин отвернулась от меня и поставила на поднос чайник и чашки. Потом села напротив и налила чай. В свою чашку она положила два куска сахара и налила сливки. Я взял свою чашку и поставил перед собой, чтобы чай остыл.

— Что вы хотели сказать своим последним замечанием?— вдруг спросила Эйлин.— Что он сам нашел место для лечения, не так ли?

— Я просто сказал не подумав. Вы убрали револьвер, о котором я в прошлый раз говорил вам? Помните, утром, после того как он наверху разыграл эту сцену?

— Убрала револьвер? — нахмурившись, повторила она.— Нет, я его не убирала. А почему вы меня спрашиваете?