— Уходите с дороги! — проговорил он сквозь зубы,—- Или я позвоню в полицию и вызову сюда полицейского. Как академик...

— Как академик вы куча дерьма,— сказал я и дал ему дорогу.

Лоринг покраснел, он задыхался от собственной желчи. Потом он открыл дверь и вышел. Закрывая ее, еще раз посмотрел на меня. Такого злого взгляда и такого злобного лица мне еще не приходилось видеть.

Когда я повернулся, Эйлин смеялась.

— Что здесь смешного? — проворчал я.

— Вы. Вы постоянно бросаете людям в лицо оскорбления. Разве вы не знаете, кто доктор Лоринг?

— Знаю, но я также знаю, что он за человек.

Эйлин взглянула на ручные часы.

— Канди уже должен вернуться домой,— сказала она.— Пойду посмотрю. Его комната позади гаража.

Она вышла в коридор, а я сел и стал глядеть на Роджера. Большой толстый писатель тихо похрапывал. Лицо его покрылось потом, но я накрыл его одеялом. Через минуту или две вернулась Эйлин и привела Канди. 

 Глава 25

Молодой мексиканец был в черно-белой ковбойке, облегающих парусиновых черных брюках без ремня и черно-белых замшевых ботинках, безукоризненно чистых. Густые черные волосы были гладко причесаны и блестели от бриолина.

— Сеньор! — сказал он с насмешливым поклоном в сторону Роджера.

— Помогите Марлоу отнести мужа наверх, Канди! Он упал и немного поранился. Очень жаль, что приходится вас беспокоить в выходной день.

— Пустяки, сеньора,— ответил по-испански Канди и засмеялся.

— Теперь я пожелаю вам спокойной ночи,— сказала мне Эйлин,— Я до смерти устала. Канди принесет вам все, что вы пожелаете.

Она не спеша поднялась по лестнице. Мы с Канди по* смотрели ей вслед.

— Вот это куколка! — сказал Канди,— Вы останетесь здесь ночевать?

— Вряд ли.

— Жаль. Она очень одинока.

— Не будьте таким бесстыдником, юноша! Отнесем его в постель.

Парень печально посмотрел на храпящего на -кушетке Роджера.

— Бедный малыш,— пробормотал он словно всерьез.— Вдребезги пьяный.

— Может быть, он пьяный, но уж никак не «бедный малыш»,— сказал я.— Берите его за ноги.

Мы потащили Роджера, и даже для двоих он казался тяжелым, как свинцовый гроб. Поднявшись наверх, мы прошли по галерее мимо закрытой двери. Канди указал на нее движением подбородка.

— Там сеньора,— прошептал он.— Постучите, может быть, она вас впустит.

Я промолчал, поскольку парень был мне нужен. Мы понесли эту колоду дальше, в его комнату, и положили его на кровать. Затем я схватил Канди за плечо, за то место, где давление пальцев причиняет боль. Он чуть вздрогнул и сжал зубы.

— Что это значит, чоло?

— Отпустите меня! — зашипел Канди,—И не называйте меня «чоло». Я не маленький мальчик. Меня зовут Жуан Гарсия де Сото. Я чилиец.

— Убирайтесь прочь, дон Жуан, и попридержите свой язык, когда говорите о людях, чей хлеб едите!

Канди вырвался и отступил назад, его глаза горели гневом. Он сунул руку за пазуху и вынул нож. Ловким движением поставил нож острием на ладонь и балансировал им, почти не глядя. Затем быстро опустил, руку и поймал падающий нож за рукоятку. Он проделал это быстро и без видимых усилий. Потом поднял руку с ножом на высоту плеч, сделал бросок, и нож просвистел в воздухе, вонзившись в оконную раму.

— Берегитесь, сеньор,— насмешливо и резко сказал Канди.— И поосторожнее со своими лапами. Со мной шутки плохи.

Он медленно прошел через комнату, вынул ноле из рамы, подбросил его вверх, повернулся и поймал за своей спиной. Момент — и нож исчез у него за пазухой.

— Чистая работа,— заметил я. — Но это более или менее игра.— Канди подошел ко мне, иронически улыбаясь.— И это может стоить вам сломанной руки,— добавил я.— Например, вот так! — Я схватил его и быстро провел особый прием. Его рука оказалась, как в тисках, у меня под мышкой.— Немного сильнее нажать,— сказал я, нажимая,— и рука сломана. Послышится приятный хруст, и ножа вам не придется бросать несколько месяцев... Снимите ботинки с мистера Эда!

Я отпустил его руку, и он усмехнулся.

— Хороший прием,— сказал он.— Буду знать.

Он склонился над Роджером и снял с него ботинок. Затем приостановил свое занятие, заметив на подушке пятно крови.

— Кто поранил шефа?

— Не я, дорогой мой. Он упал и обо что-то расшиб голову. Рана неглубокая. Врач уже был.

— А вы видели, как он упал? — вздохнув, спросил Канди.

— Это произошло до того, как я приехал. Вы привязались к нему, не правда ли?

— Кто-нибудь должен за ним присматривать,— сказал Канди,— Пойду переоденусь.

— Поспите немного! Я присмотрю за ним. Если будет нужно, позову вас.

Канди посмотрел на меня.

— Только как следует присматривайте за ним! — тихо проговорил он.— Как следует.

Канди ушел. Я пошел в ванную, намочил тряпку и взял толстое полотенце. Немного повернув Роджера, я постелил ему под голову полотенце и осторожно смыл кровь с головы. Рана была сантиметров в пять длиной — пустяковая. Лоринг был прав. Я нашел ножницы и выстриг волосы возле раны, а потом залепил ее пластырем. Затем снова повернул Роджера на спину и вытер ему лицо.

Вероятно, это была ошибка—он открыл глаза. Сначала они были затуманены, потом его взор прояснился, и он увидел меня. Он поднял руку, провел ею по голове и нащупал пластырь, потом что-то пробормотал и наконец отчетливо спросил:

— Кто меня ударил, вы?

— Никто вас не ударял. Вы упали.

— Упал? Где? Когда?

— Там, где звонили по телефону. Вы звонили мне, и я услышал, как вы упали.

— Я вам звонил? — усмехнулся Роджер.— И вы уже здесь? Который сейчас час?

— Больше часа ночи.

— Где Эйлин?

— Ушла спать. Она очень переживала.

Роджер задумался, глаза его наполнились болью.

— Разве я...

Он замолчал и вздрогнул.

— Вы ее не тронули, насколько мне известно, если вы об этом хотели спросить. Вы лежали около изгороди. Не разговаривайте больше! Спите!

— Сон — это самое желанное...— медленно и тихо проговорил он, словно школьник, выучивший что-то наизусть.

— Может быть, вам помогут таблетки? У вас есть какие-нибудь?

— В ящике, в ночном столике.

Я выдвинул ящик и достал трубочку с красными таблетками. Это был секонал. Выписан доктором Лорингом для Эйлин Эд. Этот милый доктор Лоринг!

Я вытряхнул две таблетки и убрал трубочку на место. Затем налил в стакан воды из графина. Роджер сказал, что достаточно одной таблетки. Он принял ее, запил водой и снова лег, уставившись в потолок.

Прошло немного времени. Я сидел в кресле и смотрел на Роджера. Он был сонный. Потом он медленно проговорил:

— Мне кое-что пришло в голову. Сделайте одолжение, Марлоу! Я там написал безумную штуку, которую Эйлин не должна видеть. Она лежит под крышкой на пишущей машинке. Разорвите ее, пожалуйста!

— Хорошо. Больше вам ничего не пришло в голову?

— С Эйлин все в порядке? Действительно?

— Да, она просто устала. Успокойтесь, Эд. Перестаньте думать. Я не должен с вами разговаривать.

— Говорите «перестаньте думать», дружище? —Его голос стал немного сонный. Он словно говорил сам с собой. Перестаньте думать, перестаньте мечтать, любить и ненавидеть. Спокойной ночи, ваше превосходительство! Я все-таки приму еще таблетку.

Я дал ему таблетку и запить. Он снова улегся, но так, чтобы меня видеть.

— Послушайте, Марлоу, я там написал кое-что, и Эйлин не...

— Вы это уже говорили мне. Я все сделаю, когда вы заснете.

— Ах так. Большое спасибо. Как хорошо, что вы здесь! Очень хорошо!

Снова последовала длинная пауза. Веки его отяжелели.

— Вы кого-нибудь убили, Марлоу?.

— Да.

— Отвратительное чувство, да?

— Некоторые так не считают.

Он закрыл глаза, потом снова открыл, но взгляд у него был сонный.

— Как так?

Я не ответил. Веки его медленно опустились, как занавес в театре. Он начал храпеть. Я подождал немного, затем погасил свет и ушел.